- Регистрация
- 15.09.2024
- Сообщения
- 33
- Реакции
- 66
Возвращение домой: иллюзия покоя
Я родился 14 июня 1980 года в Тольятти — городе с заводской закалкой, где жизнь текла в ритме заводских смен, а каждый второй был рабочим. Это был мир, в котором запах масла в воздухе перемешивался с запахом горячих машин и железа. Улицы были полны людей с серьёзными лицами, напряжёнными взглядами, будто они всегда знали, что им предстоит следующая смена или очередной тяжёлый день на производстве. В такие моменты ощущался контраст между тем, что было и что могло бы быть, между реальностью, которую мне показывали взрослые, и тем, что я мечтал увидеть. Всё это было залито светом нищеты, которая прокралась в каждый уголок нашего дома.
Моя семья была такой же, как и тысячи других — с трудовой закалкой, простыми понятиями и решимостью не сдаваться.
Отец работал на Жигулёвском заводе, и его жизнь была тесно связана с машинами и железом. Он был человеком жёстким и вспыльчивым, с характером, как у металла, который он каждый день прокачивал на заводе. Часто прикладывался к бутылке, срывался, и его гнев был опасен не только для нас, но и для него самого. В те годы это казалось обычным делом — такой вот мужик, такой вот быт. Мать, напротив, была женщиной с огромной силой воли. Она закрывала глаза на его выходки, продолжала тянуть семью и держала нас всех на плаву, несмотря на всё, что происходило вокруг.Я рано понял, что никто не поможет, и не будет на кого положиться. Даже если у тебя есть семья, ты остаёшься один, когда наступают тяжёлые моменты. Все эти годы я жил по принципу «надеяться можно только на себя». В доме всегда было мало денег, а игрушек — почти не было. Тем не менее, во дворе была своя жизнь, свои законы. Там я познал то, что не мог увидеть в стенах дома, — настоящие и порой жестокие правила выживания.
В 90-е годы наша жизнь в Тольятти сильно изменилась. Время кризиса настигло нас, когда страна переживала огромные перемены. Мир вокруг нас рушился, и с ним рушились все ориентиры. Это был период, когда школы становились не просто учебными заведениями, а площадками для уличных боёв и борьбы за выживание. Подростковые группировки, каждый из которых искал защиту и статус, стали основой социальной структуры. Для многих это был единственный способ не стать жертвой.
Я быстро втянулся в эту атмосферу. Мне было важно найти своё место, завоевать хоть какой-то авторитет. И так, шаг за шагом, я оказался в группе, где, казалось, у меня был шанс почувствовать себя значимым. Один из первых налётов на ларёк закончился для меня арестом. Это был момент, когда я реально столкнулся с последствиями своих поступков, и понял, что не стоит идти дальше в том направлении.
Тогда, наверное, я впервые в жизни всерьёз задумался, что вообще происходит. Вряд ли я тогда осознавал, что эта встреча с участковым Бирюковым станет поворотной точкой в моей жизни. Он был простым мужиком, который говорил прямо и без обиняков: «Ты нормальный парень, а влез куда не стоило. Зачем тебе это?» Эти слова заставили меня задуматься и понять, что если я продолжу в том же духе, то могу потерять не только свободу, но и сам себя.
Так начался мой переход от юношеской беззаботности к реальному осознанию того, что делать в жизни, куда двигаться и что оставить позади. Именно в тот момент я понял, что нужно выбираться из этой среды, иначе я окажусь в том же круге, из которого выбраться уже будет невозможно. После школы я принял решение идти в армию, полагаясь на то, что она поможет мне найти своё место и даст шанс изменить свой жизненный путь.
Головная боль, тревога и звук тишины
Когда меня распределили в 47-ю мотострелковую дивизию, я не знал, что меня ждет впереди. Это было место, где армейская жизнь раскрывала свои настоящие лица — тяжёлые тренировки, строгая дисциплина, постоянная борьба с самим собой и окружающим миром. Здесь я встретил своего первого настоящего наставника — прапорщика Дручова. Он был строгим, но справедливым, и сразу завоевал моё уважение. В его глазах я увидел настоящую стойкость и силу характера, такие качества, которые хотелось перенять.
Дручов всегда подчеркивал, что главное в армии — это быть частью коллектива, быть верным своему делу и своему товарищу. «Достойность — это то, что остаётся у человека, даже когда его окружают грязь и боль», — говорил он мне, и эти слова прочно засели в голове. Он был спокойным, непоколебимым и надёжным — настоящим примером мужества. Он научил меня, что настоящий мужчина — это не тот, кто бросает слова на ветер, а тот, кто всегда держит своё слово и стоит за своих товарищей, несмотря на трудности. Он стал для меня ориентиром, идеалом, к которому я стремился.Но все изменилось, когда началась вторая чеченская кампания. Он отправился на передовую. Его потеря стала для меня ударом, которого я не ожидал. Мы все знали, что на войне не все возвращаются, но как-то не думали, что это коснётся именно его. Когда пришла весть, что Дручов не вернулся, мне было сложно поверить.
Он был не просто командиром — он был тем, кто дал мне правильный взгляд на мир, который я тогда так отчаянно искал.
Эта потеря болела так сильно, что я долго не мог прийти в себя. Мне стало ясно: я должен был не только помнить его наставления, но и вернуть долг, который я не мог отдать в тот момент, когда это было нужно. Он был готов защищать нас до конца, и я решил, что теперь моя задача — продолжить его путь, его дело.
После этого я вернулся в армию — уже по контракту, потому что понял: я не могу оставить всё, как есть. Я должен был найти себе место в этой войне, чтобы доказать себе, что могу быть настоящим воином, что могу стать таким, как он.
Но настоящая реальность войны пришла, когда я оказался в эпицентре. В одном из боёв снаряд взорвался прямо рядом, и мир вокруг меня исчез. Я не мог понять, что происходит — в ушах стоял оглушающий звон, а в голове только одна мысль: «Я жив?» Мир как будто рассыпался на части, и я не мог собрать его обратно. Тело болело, но боль была неважной по сравнению с тем, что происходило в голове. Я не мог думать. Я не мог двигаться. Всё, что я знал, это что мне нужно было выжить, но в тот момент выживание стало самым трудным из всех заданий.
После этого я стал другим. Жизнь больше не была тем, чем она была до войны. Она превратилась в постоянное ожидание беды, которая может настигнуть в любой момент. Каждый шорох, каждый стук, каждое движение заставляли меня вздрагивать. И когда наступала тишина, я вновь возвращался в те моменты, снова переживал, что был на грани смерти, что меня могли убить, но не убили.
Я слышал звуки, которые не отпускали меня ночью. Оказавшись в пустоте, где никто не мог понять, каково это — пережить всё это, я был наедине со своим страхом и тревогой. Постоянно, снова и снова, я переживал эти сцены. Когда я засыпал, то видел сны, полные боли и ужаса, где снова был тот взрыв, и снова я был на грани. Но каждый новый день был как шанс, возможность снова встать, несмотря на страх, несмотря на боль. В двадцать лет мне казалось, что я никогда не вырвусь из этого круга, и эта мысль стала частью меня, частью той жизни, которую я не мог избежать.В Чечне мне пришлось научиться многому. Научиться не только бороться с врагом, но и с собой. И хотя каждый день был борьбой за выживание, эта война, эта боль и этот страх постепенно формировали меня. Я стал тем, кем я должен был стать, но и потерял что-то важное — часть себя. В какой-то момент я понял, что на войне невозможно остаться прежним, и эта мысль преследовала меня, когда я вернулся домой.
Легко не будет: возвращение из прошлого
Когда контракт закончился, я надеялся, что смогу немного отдышаться и забыть обо всём, что пережил. Я поехал к другу в Нижегородскую область, пытаясь найти мир и тишину, которого мне так не хватало. Надеялся, что простое время в другом месте поможет залечить мои раны. Вроде бы всё было спокойно: тёплый дом, добрые люди, у которых не было тех переживаний и страхов, что я нёс с собой. Но боль не ушла. Она оставалась со мной, как невидимая тень, которая следовала за мной везде.Головные боли стали постоянными спутниками. Они словно были не просто физическим симптомом, а отражением той внутренней боли, с которой я не мог справиться. Вместо того чтобы расслабиться, я всё время чувствовал тревогу. Это было как постоянное напряжение в теле, когда ты всегда готов к чему-то худшему, даже если вокруг всё тихо. Я просыпался ночью с резким ощущением, что что-то не так. Часто я слышал звуки, которых не было — эхо выстрелов, запахи пороха, паника, которая сжала сердце. В один момент я понял, что даже в этом спокойном месте, где казалось бы, всё наладилось, я был как в двух мирах. Один из них — реальный, теплый, где люди вокруг живут обычной жизнью. Второй — был в моей голове, в моих ночных кошмарах, в каждом моем шаге.
Каждый день я ощущал, как эти два мира сталкиваются. Когда я пытался жить здесь и сейчас, возвращались обрывки воспоминаний, как кадры из фильма. Я слышал чужие слова, которые так и не были сказаны до конца. Всё было не закончено, всё продолжалось в моём сознании. Вспоминались лица тех, кого я потерял на войне, взгляды товарищей, которых я больше никогда не увижу. И иногда мне казалось, что эти люди, эти взгляды всё ещё рядом, что я могу вернуть их, хоть и знаю, что это невозможно.
Часто я пытался забыть, отпускать, жить заново. Но стоило мне перестать думать о прошлом, как оно возвращалось. Его хватало за шиворот и снова заставляло переживать. Оно словно было частью меня, неотъемлемой частью, с которой я не мог расстаться. Я искал спасения, пытался найти хоть что-то, что бы помогло мне вернуться к жизни, не чувствуя себя потерянным в этих воспоминаниях. Но чем больше я пытался отдалиться, тем сильнее оно тянуло меня назад, как магниты, которые притягивают даже тогда, когда ты пытаешься их оттолкнуть.Тогда я понял, что попытки убежать от прошлого не приведут ни к чему хорошему. Я пытался не думать о том, что пережил, но оно продолжало быть со мной, в каждой мысли и каждом шаге. И в тот момент я решил: я не могу сбежать. Мне нужно вернуться в армию, но уже с чётким осознанием того, что моя борьба будет не только на поле боя. Это будет борьба с самим собой, с теми демонами, которые остались внутри меня.
Я вернулся на службу — теперь в 48-й отдельно гвардейский
смешанно авиационный полк. Это было решение, которое я принял не из-за стремления к славе или каким-то достижениям, а скорее потому, что я чувствовал, что только в армии могу найти себе место. Я знал, что здесь, в привычной атмосфере, я смогу продолжать бороться, что смогу заново найти себя в этом мире, где каждый шаг — это не только физическое усилие, но и внутренняя борьба. Это было возвращение не просто в армию, а в ту реальность, где мне было проще всего существовать — там, где хотя бы я знал, что делать.Но, несмотря на все усилия, каждое новое приближение к нормальной жизни было связано с тем, что возвращалось что-то из прошлого. Слова, которые я когда-то услышал в самых трудных ситуациях, неоконченные фразы, взгляд моих товарищей, которые уже не могли поделиться своими мыслями со мной. Даже возвращение в армию не сделало меня целым человеком. Внутри меня по-прежнему была пустота, которую я никак не мог заполнить. Но теперь я знал, что бороться с этим нужно не снаружи, а внутри себя. И хотя это был не лёгкий путь, я понимал, что, может быть, только в этой борьбе я смогу когда-то по-настоящему отпустить всё, что тянет меня назад.
Последнее редактирование:
