В периоды социальных неурядиц, где расколы в обществе просматриваются, как трещины в поврежденном зеркале, появляются они - не только исполнители порядка, но и строители моральной структуры. Они пристально рассматривают бытие, в самый фундамент сущности, и углядывают две разные реальности: одну, где те, кто обязаны обеспечивать справедливость для всех, и другую, где те, кто неспособны к этому, оказываются вне общественного управления.Нет никакой гарантии, что какая-то разрушительная идея не станет одержимой и не приведет к трагическим последствиям. Он придерживался философии, что правонарушение не может быть правонарушением, если оно совершено ради благой цели. Именно это придавало важность его присутствию в мире.
Бедствие и страдание всегда являются неотъемлемыми атрибутами широкого сознания и глубокого сердца. Вплетая нити своих решений в ткань общественного строя, эти хранители справедливости осознают, что мудрость заключается не только в понимании законов и управления городом. Им предстоит нести время выбора, зная, что каждое решение оставляет свой след в ткани человеческой души. В судьбе тех, кому предоставлена власть вершить правосудие, заложена тяжкая ответственность: их решения несут в себе отпечаток людей, которые доверились выбору, в их руках лежит не только вес меры, но и сила сочувствия, способного преобразить венец в мантию коррупции. И как вихрь времени обвивает каждое решение, оставляя следы на ладонях их судеб, они сталкиваются с вопросом, где заканчивается неотвратимость закона, а начинается человеческое понимание. В этой тонкой грани между управлением города, области и милосердием сквозит следующее: истинное мастерство заключается в умении сбалансировать нормы и тепло человечности.
Жизнь - это боль, жизнь - это страх, и человек несчастен. Теперь всё - боль и страх. Теперь человек любит жизнь, потому что боль и страх любит. И так поступили. Жизнь теперь предоставляется за боль и страх, и здесь весь обман. Теперь человек еще не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет всё равно, жить или не жить, тот будет новый человек. Кто одолеет боль и страх, тот сам станет богом. А тот бог не будет. Злобы в них было, возможно, больше, чем у тех самых плохих из телевизионных представителей вместе взятых, но злоба эта была холодной, спокойной и, если можно так выразиться, разумной.
У многих представителей высоких должностей есть привычка говорить смешные фразы: «Я служил государю моему…», то есть явно у них не тот же государь, что и у обычных подданных государства, а особый, свой собственный.
Эта привычка восклицать «Я служил государю моему…» превращается в своеобразный ключ в таинственный замок их собственной реальности. Как будто владыки своего уникального мира, они создают особые правила, где их государь - не просто лицо правительства, а своеобразный символ их собственной высшей иерархии. Они, по сути, трансформируют обыденные государственные обязанности в уникальное служение перед исключительным взором своего государя. В их мире каждый указ, словно заповедь божества, звучит как священная мудрость. Эта атмосфера подчинения и преданности создает особую парадигму взаимоотношений, где государь становится светилем истины, а их служение - священным ритуалом.
