Aristarkh
Военнослужащий
- Сообщения
- 115
- Реакции
- 172
Глава 1. Чебоксарская пыль и призраки прошлого
Алексей Грянченко. Имя, словно выведенное на пожелтевшей от времени странице советского паспорта. 10 сентября 1996 года. Город Чебоксары. Точка на карте, где сливаются Волга и время, унося с собой обломки империи.
Он родился в эпоху перемен, в стране, которая сама не знала, куда ей идти, словно потерянный корабль в тумане. Семья – обычная, без изысков, но и без явной нужды. Квартира в панельном доме, ковер на стене, хрусталь в серванте – приметы ушедшей эпохи, символы стабильности, которой уже не было. Отец – инженер на заводе, мать – учительница в школе. Они любили сына, но любовь эта была с привкусом усталости, как будто все силы уходили на то, чтобы удержаться на плаву в этом меняющемся мире.
Детство – это запах ванили, которой пахла выпечка его матери, вкус сладких леденцов, купленных на сдачу в магазине. Игрушки, конечно же, были, но не те, что рекламировали по телевизору, а простые, деревянные, переходящие по наследству от старших братьев и сестер дворовых друзей. Он играл один, выстраивая целые миры из песка и веток, населяя их своими фантазиями. Одиночество не тяготило его, а скорее, давало свободу – быть кем угодно, делать что угодно, не бояться оценок и насмешек.
Переломный момент – встреча с Максимом, мальчишкой из соседнего дома. Их дружба зародилась на пыльной улице, среди разбитых фонарей и обшарпанных стен. Два мальчика, два разных мира, которые соединились в одну историю. Серега был его альтер-эго, отражением его самого с небольшими отклонениями. Он был тем, с кем можно было делиться тайнами, с кем можно было строить планы на будущее, с кем можно было мечтать о чем-то большем, чем серые будни Чебоксар.
Характер его, как и у любого человека, был смесью противоречий. Открытый, общительный, готовый пойти на помощь, – таким он казался со стороны. Но внутри таилось упрямство и нежелание делиться, отдавать своё. Он мог часами играть с Максимом, но если дело доходило до сладостей или игрушек, то в нем просыпался какой-то зверёк, готовый защищать своё до последнего. Эта жадность, – не до денег, а до вещей, до внимания, – была как тёмное пятно на светлом фоне его души.
И этот двор… Запах пыли, крики мамаш, зовущих детей на ужин, скрип качелей, на которых они с Серегой раскачивались, пытаясь взлететь как можно выше, словно пытаясь вырваться из этого замкнутого круга. Там, за пределами двора, был другой мир, – яркий, неизведанный, – и они, два чебоксарских мальчишки, мечтали о нём, пока не наступал вечер, и нужно было расходиться по домам, к своим несовершенным семьям, к своей неидеальной жизни.
Четыре года. Возраст, когда мир кажется огромным и полным чудес, а деревья – великанами, достающими до самого неба. Отец, словно принимая важное государственное решение, объявил, что Лёше пора в детский сад. Туда же, как выяснилось, записали и Серёгу – и это стало настоящим спасением, словно кто-то свыше послал ему ангела-хранителя в этот незнакомый, пугающий мир.
Детский сад оказался не таким уж и страшным. Маленькие, шумные, как воробьи, ребятишки, такие же, как он сам, – потерянные, оторванные от мамкиной юбки, но пытающиеся найти свое место в этой новой стае. Леша быстро освоился, влился в коллектив, как будто всегда был его частью. Воспитательницы, в меру строгие, но по-большей части, добрые, следили за ними, кормили кашей, укладывали спать в тихий час – обычная рутина, которая со временем перестала казаться тягостной.
Садик этот был обычным, без всяких наворотов, - обшарпанные стены, выкрашенный зеленой краской пол, игрушки, переходящие из поколения в поколение. В группу ходили всякие дети - и из благополучных семей, и из тех, где родители едва сводили концы с концами. Но это не имело значения – здесь, в этом маленьком мирке, все были равны. Да и родителям Лёши не приходилось тратить на садик бешеные деньги – спасибо и на том.
Но был у него один страх, который тенью жил в его душе, - страх перед собаками. Он старался не вспоминать про этот случай, словно надеясь, что если закрыть глаза, то чудовище исчезнет. Но нет, память возвращалась вновь и вновь, напоминая о том дне, когда он, маленький Лёшка, чуть не стал жертвой огромного пса. Алабай или какая другая порода - размером с лошадь, с окровавленной пастью и бешеными глазами. Пес сорвался с цепи, кинулся на него, и Леха выскочил за калитку своего двора, успев, как ему казалось, в последний момент. Огромная собака остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену. Цепь натянулась, пес зарычал, из его пасти текли слюни, а у Лешки душа ушла в пятки. Тогда его спас случай – цепь оказалась крепкой, но этот момент, этот звериный оскал врезались в память навсегда, словно клеймо на душе.
Теперь, слыша лай собак, он чувствовал, как холодный страх сжимает его сердце, а перед глазами встает образ того самого пса, готового разорвать его на куски. Он старался избегать собак, обходить их десятой дорогой, но этот страх жил в нем, словно червь, подтачивая его душу изнутри.
Глава 2. Запах Школьной Столовой и Кровь на Кулаках
Семь лет. Время, когда пора менять машинки и солдатиков на букварь и тетрадки, а двор – на школьный класс. Первая линейка, белые банты у девчонок, цветы, которые вянут уже к концу торжественной части, – всё это казалось Лёхе чужим и ненужным. Первые дни словно каторга. Высидеть несколько часов без родителей, без привычных игр, слушать непонятную тётку в очках – та ещё пытка.
Спасало только то, что в той же школе, "Б", учился Серёга. Параллельный класс, конечно, не вместе, но всё же какая-то опора, островок безопасности в этом бушующем море. И обязательный ритуал – после уроков, обмен новостями и мороженое. Ванильный стаканчик, тающий в руке, – сладкий вкус свободы, которая длилась ровно столько, сколько нужно, чтобы дойти до дома.
К восьмому классу Лёха уже не был тем затюканным первоклашкой. Школа стала привычной территорией, где он знал каждый угол, каждую трещину на стене. Но ощущение, что он здесь чужой, так и не прошло. Он плыл по течению, не пытаясь выделиться, но и не позволяя себя обижать. Знал, когда нужно промолчать, а когда – огрызнуться.
И вот, в один из серых осенних дней, всё пошло не так. Серёги после уроков не оказалось на месте. Поискав по школе - безрезультатно. Ну и чёрт с ним подумал было Лёха и решил рвануть домой, да перекусить. Но всё же чёрт дёрнул и вот он уже свернул не туда.
Переулок, узкий, грязный, где вечно воняло помойкой. И там, в самом конце, на краю света – Серёга, вжавшийся в стену, и какой-то старшеклассник, бык с перебитым носом, трясет его за шкирку как щенка. Что-то орёт, требует, а у Серёги в глазах – страх и бессильная злость.
У Лёхи в голове словно тумблер переключился. Никаких раздумий, никаких планов – просто бешеный бросок навстречу опасности. Удар. Он нанёс сильный удар в лицо обидчика, заглушая крики Серёги и свои собственные. Схватил друга за руку – и бежать, бежать без оглядки, подальше от этого мерзкого переулка, от этого мерзкого типа, в котором нет ничего от человека.
Уже дома, отдышавшись, Лёха выслушалбившуюся историю Серёги. Оказалось, никакого долга не было. Просто вымогательство, обычное дело для старшаков. Лёха молча кивнул, зная, что слова тут не помогут. Он проводил друга, на душе было муторно, а в голове словно поселился холодный, расчетливый зверь.
Эта история, этот случай, будто разделили его жизнь на "до" и "после". Леха принял решение, что нужно менять свою жизнь, и отправил запрос во вселенную. И вселенная ответила.
2012 год. Выпускной. В руках – аттестат, в голове – туман. Куда дальше? Университет? Нет, не для него. Лёха выбрал техникум. Тракторист-слесарь – звучит не очень гламурно, но зато надежно. И подальше от этой школы, от этого переулка, от этого города, который вдруг стал ему тесен.
Глава 3. Железный Вкус Свободы и Горечь Полыни
Техникум. Не школа, нет. Здесь всё по-взрослому. Не "домашка", а "курсовая". Не "училка", а "мастер". И спрос другой – не за каракули в тетрадке, а за дело. Лёхе, привыкшему к уличным законам, это было даже по душе.
Поначалу, конечно, было неуютно. Чужие лица, чужие правила. Но он быстро освоился, словно зверь, попавший в новую стаю. Нашел и друзей, и приятелей, и тех, с кем лучше было не связываться. Учился не только специальности, но и жизни – как найти подход к человеку, как выкрутиться из сложной ситуации, как добиться своего.
Старался, не ленился. Преподаватели это видели, ценили. Доверяли ему, давали ответственные задания. Не подводил. В группе был не то чтобы лидером, но тем, к кому прислушивались. Мог и шуткой разрядить обстановку, и историей какой-нибудь байкой.
Три года пролетели как один день и в руках был диплом, словно пропуск в новую жизнь. Но вместо того, чтобы искать эту жизнь, Лёха отправился в армию. Не потому, что хотел, – так получилось. Долг родине, как говорили в военкомате.
Республика Адыгея. Этот клочок земли, потерянный среди гор и степей. Чужой язык, чужие обычаи, чужое небо над головой. Первое время – как в клетке. Хотелось выть, бежать, вернуться домой, к привычной жизни. Но Лёха не был слабаком. Он стиснул зубы и стал служить. Сдружился с некоторыми ребятами, нашел общий язык с офицерами. Но старшина… Этот был хуже зверя. Жесткий, беспощадный, как будто высеченный из камня. С ним лучше было не спорить, не пререкаться, а просто выполнять приказы – быстро, четко, без лишних вопросов.
И вдруг, как гром среди ясного неба, - перевод. Нижегородская область, 48-й авиационный полк. Ближе к дому, к родным местам, но легче от этого не стало. Армия – она везде армия. Та же муштра, та же тоска по дому, та же бессмысленность происходящего.
Он дослужился до старшины. Звание, конечно, не генеральское, но все же давало какой-то вес, какую-то власть. И всё же было в армии то, с чем он не мог смириться и то, что он все же не принимал. Он ждал, терпел, считая дни до дембеля. Но знал – этот железный привкус свободы ещё долго будет ощущаться у него на языке. Словно настойка на горькой полыни, выпитая одним глотком.
Глава 4. Долг, Дружба и Тень Прошлого
Армия – не тюрьма, но и не санаторий. Дни текли однообразно, как вода в казарменном кране, - подъём, зарядка, завтрак, служба, отбой. Но даже в этой рутине были свои отдушины. Письма из дома, редкие увольнительные, когда можно было вырваться за пределы части и вдохнуть воздух свободы.Он поддерживал связь с родственниками, писал, читал их нечастые, но все же весточки – словно ниточки, связывающие его с прошлой жизнью. Старший прапорщик Грянченко – звучало гордо, но не грело. Уважение сослуживцев, авторитет среди солдат – всё это было, но не заменяло главного. Душевного тепла, простого человеческого общения. Он был спокоен, рассудителен, умел разруливать конфликты, но при этом держал дистанцию. Близко к себе не подпускал никого – слишком уж много было в армии тех, кто готов воткнуть нож в спину, выслуживаясь перед начальством. Все знали – на Грянченко можно положиться, но лучше не будить в нем зверя.
Время от времени он встречался с Максимом. Старый друг, единственный, кто остался с ним с самого детства. Тот самый Максим, с которым они делили мороженое и дворовые тайны. Их дороги разошлись. Максим стал учителем, учил детей уму-разуму, а Лёха … Он так и не смог бы объяснить другу, чем он занимается, что делает, о чём мечтает. Он словно жил между двух миров – прошлым, где были дружба, детские игры, мечты о будущем, и настоящим, где были армия, приказы, долг и какая-то непонятная тоска, которая грызла его изнутри.
Они сидели в кафе, пили пиво, вспоминали прошлое, говорили о жизни, - но между ними уже была стена, невидимая граница, которую не переступить. Леха завидовал тихой и спокойной жизни, которую так оберегал Максим. Он уже не был тем наивным мальчишкой, мечтавшим о подвигах. Война была внутри него, и он не знал, как её закончить.
Глава 5. Сделка и Призраки Счастья
Корпоративы… Эти обязательные пьянки, где каждый корчит из себя образец преданности и веселья, а сам ждет не дождется, когда можно свалить домой, подальше от фальшивых улыбок и дежурных тостов. Очередной корпоратив в части – водка рекой, оливье тазиками, сальные шуточки полковника – ничего нового, все как всегда. Но иногда и в этой серой жиже можно выудить жемчужину.Её звали Виктория. Странное имя для женщины с такой грустью в глазах. Словно не Виктория, а Вечная Тоска. Они столкнулись у барной стойки, обменявшись взглядами, и вдруг – словно искра пробежала. Он начал говорить – о службе, о том, как тоскует по дому, о том, что никак не может нащупать свое место в этой жизни. Выплеснул все, что обычно держал при себе. Она слушала, не перебивая, и он чувствовал – понимает. А потом рассказала свою историю – про развод, про бывшего мужа, который превратил её жизнь в ад.
И, как по заказу, в дверях появился ОН – гора мышц, рожа кирпичом, взгляд - как у бультерьера. Даже не глянув на Лёху, уселся рядом с Викторией, обнял её за плечи, как свою собственность, и процедил сквозь зубы: "А ты, вояка, сваливай". Виктория сжалась вся, в глазах – страх. Тот самый, животный, который Лёха слишком хорошо знал.
Он не был героем. Не был рыцарем. Просто в нем что-то щелкнуло. Он поднялся, не для драки, а чтобы показать – так нельзя. Но амбал оказался проворнее. Удар, ещё один – и Лёха уже на полу, кровь заливает глаза, в голове гудит. Потом – крики, охрана, мелькание лиц… Очнулся уже на улице.
Виктория была рядом. Она благодарила его, плакала, а он молчал, не зная, что сказать. Подвез её до дома и уехал, чувствуя себя опустошенным.
А потом… Потом была эта история с квартирой. Служебное жильё, которое он, казалось, заслужил, обернулось комнатушкой в замызганной общаге. Почему? Нет семьи. Замкнутый круг какой-то. Справедливость? Да плевать он хотел на эту справедливость.
Он позвонил Виктории, встретились в том же клубе, - словно издевка судьбы. Она выглядела ещё хуже, чем в прошлый раз – бледная, с синяками под глазами. Лёха без предисловий выпалил: "Брак. Тебе нужна защита, мне – квартира. По рукам?". Она молчала, а потом кивнула. В её глазах не было ни любви, ни надежды – только усталость.
… Годы шли. Квартира в Лыткарино, медали за службу, Виктория, живущая рядом, но так и не ставшая близкой. Как соседи по коммунальной квартире, призраки в пустых комнатах. Семьи не вышло. А ещё была учёба. Военный университет, заочное отделение. Лёха сам не понимал, зачем ему это нужно – ещё одна попытка зацепиться за нормальную жизнь, доказать самому себе, что он чего-то стоит? Лекции, конспекты, экзамены – всё это проходило как в тумане, словно параллельная реальность, не пересекающаяся с его настоящей жизнью. Он сидел над учебниками ночами, вгрызался в гранит науки, пытаясь найти в этих формулах и схемах хоть какой-то смысл, хоть какую-то опору. Но формулы молчали, а смысл ускользал, как песок сквозь пальцы. И всё же, Лёха Грянченко не привык сдаваться.
Последнее редактирование:
