Kagonov|dobro
Оперативный дежурный.
- Сообщения
- 922
- Реакции
- 309
ПРОЛОГ: ПЕРВЫЙ ВЗДОХ

Первый крик. Не вопль, нет. Хриплый, удивленный выдох. Как будто я уже тогда, в этой стерильной вонючке роддома №3, всё понял. Какое-то дерьмо ждет меня на этом свете. Календарь показывал 1 августа 2000-го. За окном Бусаево хлестал дождь, смывая в сточные канавы последние надежды. Мать моя, Светлана, не рыдала от счастья. Она смотрела на меня с усталостью, въевшейся в кости похлеще радиации, сжимая в потной руке не букет, а бумажку о переводе на полставки. «Держись, сынок, – прошептала она, касаясь моей щеки. – Мы выживем. Мы всегда выживаем». Батя, Александр, красавчик и душка, отметил мое появление в ближайшем пабе с корешами. Ввалился в палату на следующий день, принеся с собой смрад перегара и дешевой сигаретной вони.
— Ну что, Светка, предъявила наследника? – голос громкий, фальшивый, как трешовая бижутерия.
— Пошёл вон, Саша, – бросила мать, не глядя. Тихо, но так, что стекла задрожали.
— Да брось! Я ж отец! Мальчик, говоришь? Колька? Будет дамским угодником, как я! – потянулся потрепать её по плечу, но она дёрнулась, будто от огня.
Он свалил, хлопнув дверью. Больше я его не видел. Только спустя годы мать, пьяная до чёртиков в очередную их с отцом пьянку-годовщину, ткнула пальцем в потрёпанное фото: улыбчивый парень с пустыми, как выбитые окна, глазами. «Он не плохой, Колька, – всхлипывала она. – Слабый. Слабый и пустой. Запомни: лучше быть одиноким волком, чем стаей шакалов». Эта фраза выжглась на подкорке. Навсегда.
АКТ I: КРЕПОСТЬ ИЗ ГРЯЗИ И СТЫДА (2000 – 2014)
Детство. Урок по выживанию в условиях тотального пиздеца. Наша хрущёвка в Гареле, дом 40, была крепостью. С протекающей крышей, щелями в окнах, с которых дуло, и вечным запахом доширака. Район – дно. Раньше тут группировка «7 квартал» правила, теперь просто банки из-под портвеша валяются. Мать работала за троих. Приползала затемно, с синяками под глазами размером с пятак, но всегда находила силы сунуть мне тарелку с кашей и проверить дневник.
— Мам, а почему у Пети из пятого папа дома всегда? – спросил я как-то в семь лет.
Светлана вздохнула, отложив заштопанный носок.
— Потому что у Петиного папы крепость другая, сынок. Из денег и блата. А наша с тобой – вот. – Постучала себя по виску. – И её никто не отнимет. Никогда.

Она вбила в меня главное: рассчитывай только на себя. Честность – единственная валюта, которая не обесценится. Видел, как она посылала соседку, которая предлагала «приколотить» пару ящиков левого спирта со склада за процент.
— Я не ворую, Коля, – смотрела на меня в упор. – И ты не смей. Взял чужое – потерял себя. Ясно?
С этого момента Коля замялся, лишь в душе понимал кто для него мама, и каким надо быть. Он всегда старался хранить слова мамы в голове.
Я кивал, не особо врубаясь, но чувствуя её стальную правоту.
Школа стала полем боя, где я был пушечным мясом, а не героем. Дети из семей побогаче дрочили мне мозг за залатанные штаны и скромные бутерброды.
— Гибов-рыбов, опять на хлебе с водой сидишь? – орал во дворе Вадимка, сынок какого-то местного шакала.
— Отъебись, – бурчал я, сжимая кулаки в карманах.
— А чё ты сделаешь? Мамку позовёшь? Она же в ночную, полы моет, да?
Удар пришёлся точно в переносицу. Вадимка взвыл. Я стоял над ним, трясясь от злобы и того самого, старого унижения. Вечером к нам приперлась его разъярённая мамаша.
— Ваш гопник моего сына избил! Требую компенсации! Мы вас по судам затаскаем!
Светлана, белая как мел, выслушала и тихо сказала:
— Мой сын защищал свою честь. Ваш – оскорблял. Пройдитесь.
Когда та, фыркнув, свалила, мать обняла меня.
— Правильно, что дал сдачи. Но запомни: кулаки – последний аргумент долбоёбов. Умный найдет способ посильнее.
И я нашёл. Стал лучшим в учёбе. История, обществознание – моё. Учителя уважали, одноклассники зауважали, почуяв внутренний стержень. Но одиночество стало моим верным псом.
АКТ II: СТАЛЬ, ПОРОХ И ПРЕДАТЕЛЬСТВО (2014 – 2019)
Спасением стал Южный кадетский корпус. Для матери – способ «вывести сына в люди». Для меня – бегство из серой мути Гареля в мир, где есть правила. Чёткие. Понятные.

Первая же ночь в казарме дала по мозгам. Офицер-воспитатель, бывший танкист, строил новобранцев.
— Смотри на меня, сопляк! Я тут твой бог и царь! Усёк?
— Так точно! – проорали новички.
— Не слышу!
— ТАК ТОЧНО!
Я молчал, уставившись в пустоту перед собой. «Гризли» это приметил.
— Ты чё, глухой, мешок с говном?
— Нет, – тихо, но чётко.
— Как нет? Я приказал орать!
— Моя мать говорила, что кричать – удел слабаков, – отчеканил я. Казарма замерла.
«Гризли» обвёл взглядом притихших шкетов и неожиданно осклабился.
— Ладно, умник. Посмотрим, как ты на стрельбище запоёшь. Гибов был в душе амбициозный, но после слов Гризли был замкнут, лишь надеялся на лучшее, что и вошло в привычку.
Стрельбище стало моим храмом. Впервые взяв в руки учебный «Вепрь», я почувствовал не вес железа, а абсолютный контроль. Мир сузился до мушки и мишени. Первый выстрел – в молоко. Второй – в край. Сзади захихикали. Я закрыл глаза, вспомнил лицо матери, её сжатые губы, её гордость. Вдох, пол-выдоха, плавный спуск. Десять. Следующий – девять. Ещё – десять.
Тишину позади него разорвали медленные, тяжёлые аплодисменты. Рядом стоял преподаватель огневой, отставной майор Виктор Павлович Зайцев, с лицом из гранита и пронзительными голубыми глазами-буравами.
— Недурно, кадет. Фамилия?
— Гибов, товарищ майор!
— Гибов… Запомнил. Подойдёшь после занятий.
Зайцев стал тем редким учителем, который видел в нас людей. Почти вторым отцом. Именно он открыл мне дзен оружия.
— Смотри, Гибов, – говорил он, с магической скоростью разбирая и собирая ПМ. – Это не кусок железа. Это механическая поэзия. Каждая деталь на своём месте. Как в жизни. Чистота работы. Чистота помыслов. Вот что главное.
Мы пропадали в тире. Он учил не просто стрелять, а думать: считать ветер, влажность, дыхание.
— Оружие, Коля, – последний аргумент. Кто применяет первым – тот уже проиграл. Но кто применяет метко и вовремя – контролирует всё.
Эти слова стали моим вторым кредо. Выиграл городские соревнования. На выпускном Зайцев вручил мне книгу «Охотничье оружие мира» с надписью: «Коле Гибову. Самому чистому стрелку. Не дай миру себя испачкать».
Дальше – юридический колледж. Пришёл туда с горящими глазами. На первой лекции по уголовному праву старый прокурор вещал:
— Коррупция, господа, – ржавчина, что точит сталь государства изнутри. Взятка – плевок в лицо всем, кто служит Закону!
Я слушал, затаив дыхание. Видел себя рыцарем в сияющих доспехах, следователем, который будет чистить авгиевы конюшни этого города. Клялся себе и призраку отца, что моя рука не дрогнет.
АКТ III: СТЕНА, В КОТОРУЮ ТЫ БЬЁШЬСЯ ГОЛОВОЙ (2019 – 2021)
Реальность в Бусаевском ОП №1 ударила под дых. Меня определили помощником к участковому к Ибрагиму, старлею с трехлетним стажем, с лицом уставшего ангела и душой завсегдатая самогонного аппарата.
Первая же поездка – шумные соседи.
— Не бери в голову, пацан, – лениво говорил Ибрагим, закуривая в патрульной машине. – Наша работы – не преступников ловить, а бумажки рисовать. Главное – чтоб на тебя жалобу не впаяли.
— Там же драка! – не мог взять в толк я.
— Думаешь, они нас ждали? Уже помирились и бухают. Поехали, котелок проверим.
«Котелок» – самогонный аппарат у местного «авторитета». Ибрагим «проверил» его, прихватив пару бутылок «на экспертизу».
— На, пригубь, новичок, – сунул мне. – Напиток для суровых мужиков.
— Не пью на службе, – отрезал я.
— О, принципиальный! – усмехнулся он. – Ладно, перебесишься.
Гибов стоял до последнего на своей стороне, всегда в уме представлял себя лучшим сотрудником, и просто отфыркнул улыбаясь.
Зарплата в 28 тысяч оказалась плевком в душу. Снимал комнату в том же Гареле, половину отдавал матери, которая отказывалась.
— Коля, оставь себе, тебе на жизнь, на девушек, – твердила она.

— Хватит, мам! – почти кричал я от бессилия. – Я мужик! Я должен!
Я видел, как она тайком кладёт эти деньги обратно в мой ящик. Это ранило больнее ножа.
Первое столкновение с системой случилось через полгода. Я взял рецидивиста Артема «Гиену» Сомова, который был в розыске за разбой. Задержание было жёстким. Сомов оказал сопротивление, я скрутил его, применив приёмы. Начальник отдела, капитан Варов, с бархатным голосом и глазами калькулятора, похвалил при всех.
— Молодец, Гибов. Видна выучка. Действовал смело. Представлю к награде.
Я парил. Звонил матери: «Мать, меня начальник лично похвалил!»
Через три дня меня вызвал тот же Варов.
— Садись, Николай, – голос был медовым. – По поводу Сомова. Возникли нюансы. У него нашли тяжёлую болезнь. Суд избрал подписку о невыезде.
Я остолбенел.
— Товарищ майор, да он здоровый бык!
Выйдя, я услышал в курилке разговор Бутова и Ибрагима с операми из МУ:— Решение суда, сержант, – голос стал стальным. – Не оспаривается. Свободен.
— Ну, Варов-то своего братца отмазал, а новичку нос утёр. Братец-адвокат Сомова, видишь ли. Дело-то шито-крыто.
Мир рухнул. Моя крепость дала трещину. Закон оказался куском дерьма в руках тех, у кого есть связи и деньги.
АКТ IV: ПАДЕНИЕ В ЯМУ, КОТОРУЮ САМ ЖЕ И КОПАЛ (2021 – 2023)
Зима 2021-го выдалась лютой. Светлана, годами игнорировавшая боли, слегла. Диагноз – межпозвоночная грыжа. Нужна была операция, дорогие лекарства, реабилитация. Сумма – астрономическая.
— Ничего, сынок, – шептала она, белая от боли. – Обойдёмся. Я потерплю.
Я метался по городу, пытаясь найти деньги. Банки посылали. Коллеги разводили руками. Я стоял в аптеке, держа самый дешёвый аналог нужного препарата, и понимал – не могу купить даже его. Молодая провизор с жалостью в глазах сказала:
— Может, в другой раз, офицер?
Это был пик унижения. Я, защитник закона, не мог защитить свою мать.
В тот вечер я сидел в пустой дежурке, уставившись в свой жетон. Символ чести. Кусок металла. В дверь постучали. Вошёл Генералов , прапорщик из отдельного взвода,

— Слышал, у тебя, пацан, беда, – голос хриплый от курения. – Молча швырнул на стол толстый, потрёпанный конверт. – Это не взятка. Не кормись. Это помощь коллеге. Мы тут свои. Друг за друга. Мать у тебя одна.
Я хотел заорать, швырнуть эти деньги в его ухмыляющуюся рожу, прочесть лекцию о 290-й статье. Но перед глазами стояло лицо матери. Моя рука, будто чужая, схватила конверт. Пальцы впились в шершавую бумагу.
— Я… я отдам, – просипел я.
— Не торопись, – Женя. положил на плечо тяжёлую лапищу. – Всем бываем должны. Главное – помнить, кто тебя выручил.
Он ушёл. Я сидел, сжимая пачку. Ждал, что меня вырвет. Но ничего. Только камень стыда на душе медленно превратился в другой – грязный, липкий, но дающий глоток воздуха. Я купил все лекарства, договорился с врачом. Когда я принёс матери первые таблетки, она посмотрела на меня с таким облегчением и гордостью, что у меня сердце сжалось.
— Сынок, спасибо. Я знала, что у тебя всё получится. Начальство ценит твою честность.
Эта фраза стала приговором. Моя честность оказалась никому не упала. Нужны были результаты.
«Кувалда» стал моим проводником в новый ад. Он познакомил меня с Резаном. Резан – теневая шея Гареля. Не бандит, а «решала». Лет пятидесяти, одетый с иголочки, с манерами профессора и холодными глазами бухгалтера. Встречали в дорогом ресторане.
— Виктор много о тебе рассказывает, Николай, – говорил Резан, наливая дорогой коньяк. – Говорит, перспективный. Умный. И главное – адекватный. Нынче это редкость.
— Я убивать никого не буду, – хмуро бросил я.
Резан рассмеялся.
— Боже упаси! Мы не бандиты. Мы – бизнесмены. Нам нужен порядок. Чтобы наши машины не тормозили, склады работали без лишних проверок. Нам нужен человек, который знает систему и умеет с ней… договариваться. За хороший процент, разумеется.
Это звучало рационально. По-деловому. Не как криминал. Как партнёрство.
Я инициировал перевод в отдельный взвод. Варов, получив от Резана «сигнал», подмахнул приказ без вопросов. Теперь у меня был патруль, машина и власть. Первую «услугу» оказал, «не заметив» разгрузку левого товара на складе Резана. В конце недели передал новый, толстый конверт.
— Неплохо для начала, а? – ухмыльнулся он. – Лучше, чем на больную мать копить?
Я молча взял деньги. Купил матери ортопедическую кровать. Её слёзы благодарности были мне и наградой, и проклятием.
АКТ V: МАСКА, ПРИРОСШАЯ К КОЖЕ (2023 – НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ)
Я научился жить в двух мирах. Днём я был старшим сержантом Гибовым, мрачноватым, но образцовым сотрудником. Знающим все процедуры, вежливым с начальством. Получил пару благодарностей от самого Варова.
Я познакомился с Марией Майоровой в фитнес-клубе. Она была яркой, пахла летом и дорогими духами. С ней я создавал красивую ложь о себе.
— Я работаю во взводе, – говорил я на первом свидании. – Иногда жёстко. Система гнилая. Но я пытаюсь бороться изнутри. Оставаться чистым.
Она смотрела на меня с обожанием. Я был её героем. Я дарил ей дорогие подарки, списывая на «премии» или «выигрыш в покер». Она верила. Мне было и хорошо, и пиздец как больно от этого вранья. Мария была дружелюбная, я с ней быстро сошелся, на данный момент живем месте.
Ночью я был «Колей» для Резана. Мои кадетские навыки стали бесценны. Я не головорез. Я стратег. Я знал, как организовать проверку конкурентам, как «надавить» на непокорного, как спланировать маршрут патруля. Моя агрессия была выверенной. Однажды ко мне приперся владелец кафе, отказавшийся платить Резану.
— Я вас не боюсь! – орал он. – Платить буду только официально!
Я не стал его бить. Молча достал блокнот.
— Иван Петрович, у вашего заведения куча нарушений. Завтра будет комплексная проверка. Уверен, найдут много интересного. На штрафы уйдёт вдесятеро больше.
Он побледнел. На следующий день принёс конверт Резану. Тот похлопал меня по плечу:
— Умно, Николай. Сила – для баранов. Ум – для пастухов.
Но была и другая работа. Когда на моём районе ублюдок бил жену или громил ларек старика, я преображался. Я не составлял протокол. Я находил его в тёмном переулке и проводил… воспитательную беседу. Мои удары были точными, карающими, без видимых следов.
— Если я ещё раз услышу о тебе что-то плохое, – мой голос в такие моменты становился ледяным шёпотом, – мы продолжим. Но уже не разговорами.
Я оправдывал себя: «Я навожу свой порядок».
Мой главный внутренний конфликт был со мной же. По ночам снился сон. Я стою в кадетском тире. Стреляю. Идеально. Подхожу к мишени – а там моё лицо. И дыры в нём сочатся чёрной, маслянистой жижей. Сзади подходит тень отца и говорит своим фальшивым голосом: «Яблочко от яблоньки, сынок! Смотрю, преуспел!» Я просыпался в холодном поту.
Я часто приезжал к матери. Она жила в достатке благодаря моим «премиям». Была счастлива.
— Я так горжусь тобой, сынок, – говорила она, накрывая на стол. – Соседка вчера: «Светка, да у тебя сын как из кино – честный мент, который с бандитами борется!» А я ей: «Он у меня всегда чистым был».
Я отводил взгляд, чувствуя, как внутри всё сжимается от стыда.
Сейчас моя цель – стать финансово независимым. Накопить достаточно, чтобы уехать с Марией и матерью из этого города, может быть, купить дом у моря. А для этого нужен капитал. И я знаю, как его получить. Резан стареет. Его империя нуждается в новом лидере. Умном, решительном, знающем систему изнутри. В Николае Гибове.
Я стою у зеркала в своей квартире, надевая форменную рубашку. На мне – маска. Маска образцового сержанта и маска расчетливого дельца. Где заканчивается одна и начинается другая, я уже и сам не знаю. Я – продукт системы, которую когда-то хотел сокрушить. Я – своеобразный патологоанатом закона: вскрыл его, изучил все гнилые внутренности и теперь использую их для своего выживания. И я абсолютно уверен, что другого пути у меня не было. В мире, где выживает не самый честный, а самый приспособленный, я решил стать королём.
Я смотрю на свое отражение. Глаза больше не горят идеализмом. Они холодны, расчетливы и до боли одиноки.
— Чистый, – шепчу я своему отражению, и губы сами складываются в горькую усмешку.
Последнее редактирование: